Неточные совпадения
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры для амуров и был ценителем
женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения
женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти последние лишь для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря
на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени до времени спрашивать: не пора ли начать войну?
Спустя еще один месяц они перестали сосать лапу, а через полгода в Глупове после многих лет безмолвия состоялся первый хоровод,
на котором лично присутствовал сам градоначальник и потчевал
женский пол печатными пряниками.
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол и
женский, — читал священник вслед за переменой колец, — и от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину
на наследие Твое и обетование Твое,
на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде и роде, избранныя Твоя: призри
на раба Твоего Константина и
на рабу Твою Екатерину и утверди обручение их в вере, и единомыслии, и истине, и любви»….
На второй и третий день шли дела о суммах дворянских и о
женской гимназии, не имевшие, как объяснил Сергей Иванович, никакой важности, и Левин, занятый своим хождением по делам, не следил за ними.
На лестницу всходили
женские шаги. Алексей Александрович, готовый к своей речи, стоял, пожимая свои скрещенные пальцы и ожидая, не треснет ли еще где. Один сустав треснул.
Из-за двери еще
на свой звонок он услыхал хохот мужчин и лепет
женского голоса и крик Петрицкого: «если кто из злодеев, то не пускать!» Вронский не велел денщику говорить о себе и потихоньку вошел в первую комнату.
— Ах, какая ночь! — сказал Весловский, глядя
на видневшиеся при слабом свете зари в большой раме отворенных теперь ворот край избы и отпряженных катков. — Да слушайте, это
женские голоса поют и, право, недурно. Это кто поет, хозяин?
— Да, я теперь всё поняла, — продолжала Дарья Александровна. — Вы этого не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим
женским, девичьим стыдом, девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает всё
на слово, — у девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
— Нет, я не брошу камня, — отвечала она ему
на что-то, — хотя я не понимаю, — продолжала она, пожав плечами, и тотчас же с нежною улыбкой покровительства обратилась к Кити. Беглым
женским взглядом окинув ее туалет, она сделала чуть-заметное, но понятное для Кити, одобрительное ее туалету и красоте движенье головой. — Вы и в залу входите танцуя, — прибавила она.
Он держался одною рукой за окно остановившейся
на углу кареты, из которой высовывались
женская голова в бархатной шляпе и две детские головки, и улыбался и манил рукой зятя.
У круглого стола под лампой сидели графиня и Алексей Александрович, о чем-то тихо разговаривая. Невысокий, худощавый человек с
женским тазом, с вогнутыми в коленках ногами, очень бледный, красивый, с блестящими, прекрасными глазами и длинными волосами, лежавшими
на воротнике его сюртука, стоял
на другом конце, оглядывая стену с портретами. Поздоровавшись с хозяйкой и с Алексеем Александровичем, Степан Аркадьич невольно взглянул еще раз
на незнакомого человека.
И разговор тотчас же перескочил
на новую тему
женского образования.
В
женском вопросе он был
на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их права
на труд, но жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы
на месте Степана Аркадьича, имея дело с таким отчаянием, не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его улыбке было так много доброты и почти
женской нежности, что улыбка его не оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его тихие успокоительные речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное масло. И Анна скоро почувствовала это.
На террасе собралось всё
женское общество.
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком
на бульваре: она вышла за него для сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как мужа… Странная вещь сердце человеческое вообще, и
женское в особенности!
Нет
женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса
на утес.
Его кожа имела какую-то
женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб,
на котором, только при долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевного беспокойства.
Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и
на которой никогда не женюсь? К чему это
женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия…
Платье
на ней было совершенно неопределенное, похожее очень
на женский капот,
на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос показался ему несколько сиплым для женщины.
Но, как
на беду, в это время подвернулся губернатор, изъявивший необыкновенную радость, что нашел Павла Ивановича, и остановил его, прося быть судиею в споре его с двумя дамами насчет того, продолжительна ли
женская любовь или нет; а между тем Ноздрев уже увидал его и шел прямо навстречу.
Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одно время два лица:
женское, в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают
на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего
на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихоструйного треньканья.
Увы,
на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных
женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Заметно было, что он особенно дорожил этим последним преимуществом: считал его действие неотразимым в отношении особ
женского пола и, должно быть, с этой целью старался выставлять свои ноги
на самое видное место и, стоя или сидя
на месте, всегда приводил в движение свои икры.
Он видел сквозь растворившуюся дверь, как мелькнула быстро стройная
женская фигура с длинною роскошною косою, упадавшею
на поднятую кверху руку.
На миг остолбенев, как прекрасная статуя, смотрела она ему в очи и вдруг зарыдала, и с чудною
женскою стремительностью,
на какую бывает только способна одна безрасчетно великодушная женщина, созданная
на прекрасное сердечное движение, кинулась она к нему
на шею, обхватив его снегоподобными, чудными руками, и зарыдала.
Но тут же вспомнил он, что не в меру было наклончиво сердце Андрия
на женские речи, почувствовал скорбь и заклялся сильно в душе против полячки, причаровавшей его сына.
Ее неправильное личико могло растрогать тонкой чистотой очертаний; каждый изгиб, каждая выпуклость этого лица, конечно, нашли бы место в множестве
женских обликов, но их совокупность — стиль — был совершенно оригинален, оригинально мил;
на этом мы остановимся.
Я, конечно, все свалил
на свою судьбу, прикинулся алчущим и жаждущим света и, наконец, пустил в ход величайшее и незыблемое средство к покорению
женского сердца, средство, которое никогда и никого не обманет и которое действует решительно
на всех до единой, без всякого исключения.
Петербург
на него сильно подействовал, особенно
женский пол, ну, и вино.
Херувимов это по части
женского вопроса готовит; я перевожу; растянет он эти два с половиной листа листов
на шесть, присочиним пышнейшее заглавие в полстраницы и пустим по полтиннику.
Она в кумачах, в кичке [Кичка — старинный праздничный головной убор замужней женщины.] с бисером,
на ногах коты, [Коты — теплая
женская обувь.] щелкает орешки и посмеивается.
— А чего ты опять краснеешь? Ты лжешь, сестра, ты нарочно лжешь, по одному только
женскому упрямству, чтобы только
на своем поставить передо мной… Ты не можешь уважать Лужина: я видел его и говорил с ним. Стало быть, продаешь себя за деньги и, стало быть, во всяком случае поступаешь низко, и я рад, что ты, по крайней мере, краснеть можешь!
Скорее в обморок, теперь оно в порядке,
Важнее давишной причина есть тому,
Вот наконец решение загадке!
Вот я пожертвован кому!
Не знаю, как в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и
женский страх и стыд, —
За двери прячется, боится быть в ответе.
Ах! как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич! —
Молчалины блаженствуют
на свете!
— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу, что человек, который всю свою жизнь поставил
на карту
женской любви и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что ни
на что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец. Ты говоришь, что он несчастлив: тебе лучше знать; но дурь из него не вся вышла. Я уверен, что он не шутя воображает себя дельным человеком, потому что читает Галиньяшку и раз в месяц избавит мужика от экзекуции.
А в маленькой задней комнатке,
на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейке [
Женская теплая кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.] и с наброшенным белым платком
на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала
на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
Он стал обнимать сына… «Енюша, Енюша», — раздался трепещущий
женский голос. Дверь распахнулась, и
на пороге показалась кругленькая, низенькая старушка в белом чепце и короткой пестрой кофточке. Она ахнула, пошатнулась и наверно бы упала, если бы Базаров не поддержал ее. Пухлые ее ручки мгновенно обвились вокруг его шеи, голова прижалась к его груди, и все замолкло. Только слышались ее прерывистые всхлипыванья.
Тогда извозчик мешком свалился с козел под ноги людей, встал
на колени и завыл
женским голосом...
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет в
женскую ватную кофту,
на ногах, по колено, валяные сапоги, серые волосы
на его голове были смазаны маслом и лежали гладко. В одной руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Приятно было наблюдать за деревьями спокойное, парадное движение праздничной толпы по аллее. Люди шли в косых лучах солнца встречу друг другу, как бы хвастливо показывая себя, любуясь друг другом. Музыка, смягченная гулом голосов, сопровождала их лирически ласково. Часто доносился веселый смех, ржание коня, за углом ресторана бойко играли
на скрипке, масляно звучала виолончель,
женский голос пел «Матчиш», и Попов, свирепо нахмурясь, отбивая такт мохнатым пальцем по стакану, вполголоса, четко выговаривал...
Именно
на сих примерах построено опасное предубеждение о
женском равноправии, и получилось, что Европа имеет всего одну Луизу Мишель, а у нас таких Луизок — тысячи.
У дома, где жил и умер Пушкин, стоял старик из «Сказки о рыбаке и рыбке», — сивобородый старик в
женской ватной кофте,
на голове у него трепаная шапка, он держал в руке обломок кирпича.
А
на дворе, у крыльца,
на котором стояли три
женские фигуры, невнятно пробормотал...
Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий парень в шапке с наушниками, в распахнутой лисьей шубе, надетой
на рубаху без пояса, встал перед гробом, широко расставив ноги в длинных, выше колен, валенках, взмахнул руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно блестящий живот, и закричал визгливым,
женским голосом...
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной рукой он обнимал большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой держал пестрый ее платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил
женским голосом, пронзительно...
— Какая же здесь окраина? Рядом — институт благородных девиц, дальше —
на горе — военные склады, там часовые стоят. Да и я — не одна, — дворник, горничная, кухарка. Во флигеле — серебряники, двое братьев, один — женатый, жена и служит горничной мне. А вот в
женском смысле — одна, — неожиданно и очень просто добавила Марина.
Было очень трудно представить, что ее нет в городе. В час предвечерний он сидел за столом, собираясь писать апелляционную жалобу по делу очень сложному, и, рисуя пером
на листе бумаги мощные контуры
женского тела, подумал...
Рассказывая, старик бережно снял сюртучок, надел полосатый пиджак, похожий
на женскую кофту, а затем начал хвастаться сокровищами своими; показал Самгину серебряные, с позолотой, ковши, один царя Федора, другой — Алексея...
На берегу, около обломков лодки, сидел человек в фуражке с выцветшим околышем, в странной одежде, похожей
на женскую кофту, в штанах с лампасами, подкатанных выше колен; прижав ко груди каравай хлеба, он резал его ножом, а рядом с ним,
на песке, лежал большой, темно-зеленый арбуз.
Из-под левой руки его вынырнул тощий человечек в
женской ватной кофте, в опорках
на босую ногу и, прискакивая, проорал хрипло...